Неточные совпадения
Свой слог на важный лад
настроя,
Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец.
Он одарял предмет любимый,
Всегда неправедно гонимый,
Душой чувствительной, умом
И привлекательным лицом.
Питая жар чистейшей страсти,
Всегда восторженный герой
Готов был жертвовать
собой,
И при конце последней части
Всегда наказан был порок,
Добру достойный был венок.
Дьякон углубленно
настраивал гитару.
Настроив, он встал и понес ее в угол, Клим увидал пред
собой великана, с широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым лицом Христа ради юродивого, из темных ям на этом лице отвлеченно смотрели огромные, водянистые глаза.
Клим вспоминал: что еще, кроме дважды сказанного «здравствуй», сказала ему Лидия? Приятный, легкий хмель
настраивал его иронически. Он сидел почти за спиною Лидии и пытался представить
себе: с каким лицом она смотрит на Диомидова? Когда он, Самгин, пробовал внушить ей что-либо разумное, — ее глаза недоверчиво суживались, лицо становилось упрямым и неумным.
— Вообще интеллигенция не делает революций, даже когда она психически деклассирована. Интеллигент — не революционер, а реформатор в науке, искусстве, религии. И в политике, конечно. Бессмысленно и бесполезно насиловать
себя, искусственно
настраивать на героический лад…
Уверенность в том, что он действует свободно,
настраивала его все более упрямо, он подстерегал Варвару, как охотник лису, и уже не однажды внушал
себе...
Эта сцена
настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело, свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие, толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам коридора; войдя в круглую, как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за
собою дверь, точно спрятался.
В своей полувосточной обстановке Зося сегодня была необыкновенно эффектна. Одетая в простенькое летнее платье, она походила на дорогую картину, вставленную в пеструю раму бухарских ковров. Эта смесь европейского с среднеазиатским была оригинальна, и Привалов все время, пока сидел в коше, чувствовал
себя не в Европе, а в Азии, в этой чудной стране поэтических грез, волшебных сказок, опьяняющих фантазий и чудных красавиц. Даже эта пестрая смесь выцветших красок на коврах
настраивала мысль поэтическим образом.
Я чувствовал
себя чужим в доме, и вся эта жизнь возбуждала меня десятками уколов,
настраивая подозрительно, заставляя присматриваться ко всему с напряженным вниманием.
«Зря всё это затеяла попадья, — говорил сам
себе Кожемякин. —
Настроила меня, и вот теперь — сиди, как в яме! Дура…»
В следующие затем дни Андрей Ефимыч сказывался больным и не выходил из номера. Он лежал лицом к спинке дивана и томился, когда друг развлекал его разговорами, или же отдыхал, когда друг отсутствовал. Он досадовал на
себя за то, что поехал, и на друга, который с каждым днем становился все болтливее и развязнее;
настроить свои мысли на серьезный, возвышенный лад ему никак не удавалось.
Он твердо был уверен, что Елену поддул и
настроил Жуквич, и не для того, чтобы добыть через нее денег своим собратьям, а просто положить их
себе в карман, благо в России много дураков, которые верили его словам.
Один только сам изограф спокоен, потому что ему эти дела было уже не впервые делать, и потому он несуетно
себе все приготовлял: яйцо кваском развел, олифу осмотрел, приготовил левкасный холстик, старенькие досточки, какие подхожие к величине иконы, разложил,
настроил острую пилку, как струну, в излучине из крепкого обода и сидит под окошечком, да какие предвидит нужными вапы пальцами в долони перетирает.
Мелания. Ты бы, отец Павлин, позвал бы к
себе старика-то Иосифа, почитал бы стихиры-то его да и
настроил бы, поучил, как лучше, умнее! Душевная-то муть снизу поднимается, там, внизу, и успокаивать её, а болтовнёй этой здесь, празднословием — чего добьёмся? Сам видишь: в купечестве нет согласия. Вон как шумят в буфете-то…
Они не могли даже представить его
себе в формах и образах, но странное и чудесное дело: утратив всякую веру в бывшее счастье, назвав его сказкой, они до того захотели быть невинными и счастливыми вновь, опять, что пали перед желаниями сердца своего, как дети, обоготворили это желание,
настроили храмов и стали молиться своей же идее, своему же «желанию», в то же время вполне веруя в неисполнимость и неосуществимость его, но со слезами обожая его и поклоняясь ему.
На таких-то речках и
настроили заволжские мужики токарен: поставит у воды избенку венцов в пять, в шесть, запрудит речонку, водоливное колесо приладит, привод веревочный пристегнет, и вертит
себе такая меленка три-четыре токарных станка зараз.
Вот что писал Сенека своему другу: «Ты хорошо делаешь, любезный Люциний, что стараешься сам своими силами держать
себя в хорошем и добром духе. Всякий человек всегда может сам
себя так
настроить. Для этого не нужно подымать руки к небу и просить сторожа при храме пустить нас поближе к богу, чтобы он нас расслышал: бог всегда близко к нам, он внутри нас. В нас живет святой дух, свидетель и страж всего хорошего и дурного. Он обходится с нами, как мы обходимся с ним. Если мы бережем его, он бережет нас».
Ко времени пикника сердце барона, пораженное эффектом прелестей и талантов огненной генеральши, будет уже достаточно тронуто, для того чтоб искать романа; стало быть, свобода пикника, прелестный вечер (а вечер непременно должен быть прелестным), дивная природа и все прочие аксессуары непременно должны будут и барона и генеральшу привести в особенное расположение духа,
настроить на лад сентиментальной поэзии, и они в многозначительном разговоре (а разговор тоже непременно должен быть многозначительным), который будет состоять большею частию из намеков, взглядов, интересных недомолвок etc., доставят
себе несколько счастливых, романтических минут, о которых оба потом будут вспоминать с удовольствием, прибавляя при этом со вздохом...
Токарев молча шел и задумчиво слушал. На душе было тяжело: все спорили горячо и страстно, вопросы спора, видимо, имели для них жизненный, кровный интерес. Он старался и
себя настроить на такой лад, но мысль оставалась холодною, и он чувствовал
себя чуждым и посторонним.
Спускался он с высокой паперти совсем разбитый, не от телесной усталости, не от ходьбы, а от расстройства чисто душевного. Оно точно кол стояло у него в груди… Вся эта поездка к «Троице-Сергию» вставала перед ним печальной нравственной недоимкой, перешла в тяжкое недовольство и
собою, и всем этим монастырем, с его базарной сутолокой и полным отсутствием, на его взгляд, смиряющих, сладостных веяний, способных всякого
настроить на неземные помыслы.
Ее курчавая голова, короткий носик, ласковые глаза мелькали перед ним и
настраивали на игривый тон; только он все еще спрашивал
себя...
— М-да-с… — говорит врач, рассматривая красиво сложенные пирамиды из казанского мыла. — Каких ты у
себя здесь из мыла вавилонов
настроил! Изобретательность, подумаешь! Э… э… э! Это что же такое? Поглядите, господа! Демьян Гаврилыч изволит мыло и хлеб одним и тем же ножом резать!
— Кажись, не латыши и не шведы, — говорили между
собою солдаты, — однако ж на всякий час
настроим свои балалайки.
«Ах ты, — думаю, — чучело этакое неумытое, какие
себе построения
настроил!» — и спрашиваю далее...